сижу вчера, значит, ночью, смотрю Пана Володыевского.
Момент, где один из герове страдает минут так 10 по поводу того, что была поругана честь его сестры, а отца убили (ох, уж эти татары, предки мои, прям посмотришь и хуже не найдешь ). Так вот страдает герой и страдает, при этом показывают поля и горы, панорама великолепная.
Только спать очень хотелось. И думаю себе: "Вот, блин, страдаешь так долго, как Меркуцио умирает."
А слушаю с комментариями Ольбрыхского и Магдалены Завадзкой. И на этом самом месте одновременно мои мыслям о затянутости соплей героя Ольбрыхский заявлет, как ему нравится такой темп фильма, когда показывают не только "топот коней, скачки и т.п.", а эмоции человека, переживания.
Ясное дело, что тогдашняя школа режиссеров (ну, как бы тут по-умней выражовываться?) и теперешняя отличаются. Люди прошлого совершенно воспринимают иначе теперешние фильмы, где "достаточно бегать с автоматом в руках, а подле тебя будет всегда девочка-подросток" (с) Жебровский.